«По страницам жизни Константина Эдуардовича Циолковского»Косова Татьяна НиколаевнаГосударственное бюджетное профессиональное образовательное учреждение Калужской области «Калужский Кадетский многопрофильный техникум»(ГБПОУ КО «ККМТ»)преподавательДанное внеклассное мероприятие разработано с целью развития у студентов познавательного интереса к истории родного края через знакомство с жизнью великого земляка К.Э. Циолковского, воспитания чувства гордости за свою Родину. Мероприятие проводится в форме устного журнала.Цели и задачи мероприятия: познакомить студентов с биографией Константина Эдуардовича Циолковского, обращая внимание на неизвестные детали биографии, его научными трудами и открытиями;закрепить полученные знания путём проведения интерактивной беседы;развивать информационную культуру обучающихся, умение работать в группе, воспитывать интерес к истории своего города.Материальное обеспечение мероприятия: демонстрационный ПК, проектор, презентация, дидактический материал, художественная выставка (плакаты с цитатами, портреты, книги К.Э. Циолковского, книги о Калуге).Цитаты: «Сначала неизбежно идут мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчёт, и уже в конце концов исполнение венчает мысль.» К.Э. Циолковский«Всё, что в мире создано великого, порождено творческой мечтой.» Ж. Верн«Человечество не останется вечно на Земле, но в погоне за световым пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет всё околосолнечное пространство.» К.Э. Циолковский«Созвездия блуждали в вечной мгле.Казалось, им безмерный счет потерян…Мы первые сумели на ЗемлеОткрыть Вселенной запертые двери…» М. Светлов«Жизнь К.Э. Циолковского – яркий пример самоотверженного служения любимому делу» Ю.А. ГагаринПлан мероприятия1. Организационный момент2.Вступительное слово преподавателя3. Листаем страницы журнала4.Интерактивная беседа5. Подведение итогов мероприятияХод устного журнала1.Организационный момент.На данном мероприятии вы познакомитесь с жизнью и научной деятельностью учёного, чьё имя связано с Калугой - Константина Эдуардовича Циолковского.2.Вступительное слово преподавателяК.Э.Циолковский широко известен всему миру не только как основоположник теории ракетно-космического полёта, но и как учёный-энциклопедист, которого интересовали самые разнообразные вопросы естествознания и техники, авиации и воздухоплавания, небесной механики, астрономии и даже лингвистики. Но не теоретическое обоснование возможности создания цельнометаллического дирижабля изменяемого объёма и конструкции аэроплана со свободнонесущим крылом и фюзеляжем, в основу расчета которого впервые в мире был положен аэродинамический расчёт, и не работы, посвящённые другим научным проблемам, - главное в его творчестве. И даже “ракета” – как писал учёный – “это только способ проникновения в космическое пространство”. Главное – это человек с его вечными вопросами бытия, поисками смысла и цели жизни, места во Вселенной. Главная цель всякой науки – дать ответ на вопрос, как сделать людей счастливыми. В человеке изначально заложено природой стремление к счастью и совершенству – вот основа всей системы этики Циолковского. Это волновало и занимало всю его жизнь. Благодаря работам этого учёного город имеет свой, как теперь модно говорить, «бренд». Материалы нашего устного журнала основаны на автобиографических воспоминаниях самого учёного.3. Листая страницы журналаРождение (1857 г.)Настроение родителей перед моим рождением было бодрое. Дело было в [18]57 году, перед освобождением крестьян. Замечалось общее оживление общества (на безрыбье и рак рыба). Отец же был поляк-патриот и свободомыслящий. Характер отца был близок к холерическому, он был холоден и сдержан. Среди знакомых слыл умным человеком. Пристрастие у него было к изобретательству и строительству. Много курил. Мать, кажется, относилась равнодушнее к перемене политики. У ней было много семейных забот. Родила часто и сильно мучилась, следствие обычного тогда несоблюдения гигиены. У ней уже было много ребят, живых же оставалось трое. 4 сентября 1857 года была хорошая, но холодная погода. Мать взяла двух старших моих братьев 5 и 6 лет и пошла с ними прогуляться. Когда вернулась, начались родовые боли, и на следующий день появился новый гражданин Вселенной Константин Циолковский. Первые впечатления(от 1 до 10 лет, 1857-66 гг.)Как сон, мне представляется, что великан ведёт меня за руку. Мы спускаемся по лестнице в цветник. Я со страхом поглядываю на великана. Думаю, что был мой отец. От трёх до четырёх лет. Матери привозят письмо. Умер мой дедушка, её отец. Мать рыдает. Я, глядя на неё, начинаю реветь. Меня шлёпают и кладут спать. Дело было днём. Смотрю, как пишет отец. Нахожу это очень просто и объявляю всем, что писать я умею.Пять - шесть лет. Не помню, кто показывал мне буквы. За изучение каждой буквы от матери я получал копейку. Изумляла тележка на колёсах, потому что от малейшего усилия приходила в действие. Ощущение радостное.Игрушки были недорогие, но я обязательно их ломал, чтоб посмотреть, что было внутри. Семи – восьми лет. Была корь. Была весна. Чувствовал восторг при выздоравливании. Маленького меня очень любили – родители и гости. Однажды стащил медную монету со стола. Оставили без чаю. Долго рыдал и приходил в отчаяние. Кололи с мамой на полу сахар. Я незаметно его кусочки подкладывал под подол рубашки, надеясь при благоприятном моменте унести его и съесть. Благоприятного момента не случилось. Разочарование.Матери мы не боялись, хотя она иногда и потреплет не больно. Но отец внушал страх, хотя никогда маленьких не бил и не ругал. Никогда даже не горячился и не кричал. Восьми – девяти лет. Бабушка умерла. Мама уезжает в деревню на похороны. Мы остаёмся одни. Я скучаю, даже тоскую. Старший брат меня дразнит. Гоняюсь за ним и швыряюсь камнями. Выпороли. Дали две розги, но пребольно. Розог этих я боялся, как огня, хотя никогда не получал больше двух, трёх ударов. Отец был справедливый и гуманный человек. Случалось, пороли и за разбитое стекло. Это приучило меня к осторожности. Ученье шло туго и мучительно, хотя я и был способен. Занималась с нами мать. Отец тоже делал педагогические попытки, но был нетерпелив и портил тем дело. Читать я страстно любил. Читал всё, что было и что можно было достать. Любил мечтать и даже платил младшему брату за то, что тот слушал мои бредни. Мы были маленькими, и мне хотелось, чтобы дома, люди и животные – все были маленькими. Мечтал я и о полном отсутствии тяжести. Вот период моего нормального существования до глухоты – до 10 лет. Он ничем не отличается от жизни обыкновенных детей. Глухота(от 10 до 11 лет, 1866-68 гг.)Лет 10-11, в начале зимы я катался на салазках и простудился. Простуда вызвала скарлатину. Заболел, бредил. Думали, умру, но я выздоровел, только сильно оглох. И глухота не проходила. Последствие болезней, отсутствие ясных звуков, ощущений, разобщение людьми, унижение калечества – сильно меня отупили. Братья учились, а я не мог. Известно, что глухие прекрасно учатся: по учебникам, не слушая учителей. Отец рассказывал про себя, что он начал умственно развиваться с 15 лет. На основании подобных фактов я более склоняюсь к тому, что отупение скорее было от глухоты и болезни, чем от наследственности. Период несознательности (от 11 до 14 лет, 1868-1871 гг.)Глухота делает в дальнейшем мою биографию малоинтересной, так как лишает меня общения с людьми, наблюдения и заимствования. Она бедна лицами и столкновениями, она исключительна. Это биография калеки. У меня была склонность к лунатизму. Иногда ночью я вставал и долго что-то бормотал (без сознания). Иногда сходил с постели, блуждал по комнатам и прятался где-нибудь под диваном. Однажды пришли откуда-то ночью родители и не нашли меня в кровати. Я оказался спящим на полу в другой комнате. У брата, Мити, это было ещё сильнее. Однажды захотелось покататься на льдинах. Они приперли к самому берегу, и перейти на них ничего не стоило. Спускаемся с товарищем с горы вниз на берег. Скачем по льдинам. Между льдинами сильно засоренная вода, которую я принял за грязную льдину. В эту воду я и провалился. От холода разинул рот. Лёд ещё стоял. Мы выкарабкались из воды и побежали домой сушиться. Не будь этого купания, мы дождались бы движения льда и наверняка после купания утонули бы. На 13-м году мы потеряли мать, которой не было и 40 лет. Дело было так. Однажды за утренним чаем мать говорит мне и младшему брату (умер в юности): “Будете ли вы плакать, если я умру?”. Ответом были горькие слёзы. Вскоре после этого мать заболела, прохворала очень недолго и умерла. Перед концом нас позвали проститься. Мать лежала уже без сознания, и слёзы текли у неё из глаз. Я утирал их платком и плакал. Но горе детей не бывает глубоким и разрушительным. Через неделю я уже лазал на черёмуху и качался с удовольствием на качелях. Мать, конечно, ничего не предчувствовала, а, вероятно, сделала неудачный аборт. За год до смерти матери родители, и в особенности мать, были поражены неожиданной гибелью 17-летнего моего брата. Два моих старших брата учились тогда в Петербурге, и младший из них умер от белой горячки. Горе матери было так неописуемо, что нас, малышей, это более огорчило, чем смерть брата. Этот трёхлетний промежуток, по моей несознательности, был самым грустным, самым тёмным временем моей жизни. Я стараюсь восстановить в своей в своей памяти, но ничего не могу сейчас вспомнить. Нечем даже помянуть это время. Припоминается только катание на коньках, санках и ледянках. Проблески сознания (с до 14 до 16 лет, 1871-1873 гг.)Лет 14-ти я вздумал почитать арифметику, и мне показалось всё там совершенно ясным и понятным. С этого времени я понял, что книги – вещь немудрёная и вполне мне доступная. Я разбирал с любопытством и пониманием несколько отцовских книг по естественным и математическим наукам. И вот меня увлекает астролябия, измерение расстояния до недоступных предметов, снятие планов, определение высот. Чтение физики толкнуло меня на устройство других приборов: автомобиля, двигающегося струей пара, и бумажного аэростата с водородом, который, понятно, не удался. Далее я составлял проект машины с крыльями. В сущности ничего необыкновенного и в этой моей поре детства не замечается. Но я пишу, что было. Истина, хотя бы и блестящая, всего выше. В Москве (с 16 до 19 лет, 1873-1876 гг.)Отец вообразил, что у меня есть технические способности, и меня отправили в Москву. Но что я так мог сделать со своей глухотой! Какие связи завязать? Без знания жизни я был слепой в отношении карьеры и заработка. Я получал из дома 10-15 рублей в месяц. Питался одним чёрным хлебом, не имел даже картошки и чаю. Зато покупал книги, трубки, ртуть, серную кислоту и прочее.Я помню отлично, что, кроме воды и чёрного хлеба, ничего не было. Каждые три дня я ходил в булочную и покупал там на 9 копеек хлеба. Таким образом, я выживал на 90 копеек в месяц. Я проходил первый год тщательно и систематически курс начальной математики и физики. Часто, читая какую-нибудь теорему, я сам находил доказательство. И это мне нравилось было легче, чем проследить объяснение в книге. Только не всегда мне это удавалось. Все же из этого была видна моя наклонность к самостоятельному мышлению. На второй же год занимался высшей математикой. Прочёл курс высшей алгебры, дифференциального исчисления, аналитическую геометрию, сферическую тригонометрию. Но меня страшно занимали разные вопросы, и я старался применить приобретённые знания к решению эти вопросов. Вот, например, вопросы, которые меня занимали:1.Нельзя ли практически воспользоваться энергией движения Земли? Решение было правильное: отрицательное.2.Какую форму принимает поверхность жидкости в сосуде, вращающемся вокруг отвесной оси? Ответ верный: поверхность параболоида вращения. А так как телескопические зеркала имеют такую форму, то я мечтал устраивать гигантские телескопы с такими подвижными зеркалами (из ртути).3.Нельзя ли устроить поезд вокруг экватора, в котором не было бы силы тяжести от центробежной силы? Ответ отрицательный: мешает сопротивление воздуха и многое другое4.Нельзя ли строить металлические аэростаты, не пропускающие газа и вечно носящиеся в воздухе? Ответ: можно.5.Нельзя ли эксплуатировать в паровых машинах высокого давления как мятый пар? Ответ: можно. Что я читал в Москве и чем увлекался? Прежде всего – точными науками. Всякой неопредёленности и “философии” я избегал. На этом основании я и сейчас не признаю ни Эйнштейна, ни Лобачевского, ни Минковского с их последователями. Трудности мы находим во всех науках, но я не считаю их туманными. Я остался сторонником механистических воззрений XIX столетия и думаю и знаю, что можно объяснить, например, спектральные линии (пока только водорода) без теории Бора, одной ньютоновской механикой, за исключением его ошибок. Прав ли он, я не знаю. Под точной наукой или, вернее, истинной наукой, я подразумевал единую науку о веществе или о вселенной. Даже математику я причислял и причисляю сюда же. Монизм – единство – на всю жизнь остался моими принципом. Опять в городе П. (Вятке)(от 19 лет до 21 года, 1876-1878 гг.)Вёл с отцом переписку, был счастлив своими мечтами и никогда не жаловался. Все же отец видел, что такая жизнь в Москве должна изнурить меня и привести к гибели. Пригласили меня, под благовидным предлогом, в П. Гимназисты распространяли про меня славу, будто я понятно объясняю алгебру. Никогда не торговался и не считал часов. Брал, что давали – от четвертака до рубля в час. Только в П. я случайно узнал, что близорук. Сидели мы с младшим братом на берегу реки и смотрели на пароход. Какой пароход – я прочесть не смог, брат же в очках прочёл. Взял его очки и тоже прочёл. С тех пор я носил очки с вогнутыми стёклами и до сих пор ношу, но читаю всегда и даже сейчас без очков, хотя книгу приходится всегда удалять. Редко прибегаю к большому двояковыпуклому стеклу или лупе. Случилось так, что оглобли очков оказались длинны. Я перевернул очки вверх ногами и так носил их. Все смеялись, а я пренебрегал насмешками. Вот черты моего позитивизма, независимости и пренебрежения к общественному мнению. Раньше была некоторая хлещеватость, и чем больше назад, тем больше. Там, в Москве, я ходил зимой в пальто старшего брата, перешитом из теткиного бурнуса. Оно было мне велико, и я, чтобы скрыть это, носил его внакидку, несмотря на адский тогда холод. Пальто было из очень прочного драпа, хотя без подкладки и воротника. Но я его скоро лишился: проходил однажды близ Апраскина рынка. Выскакивают молодцы и почти насильно ведут меня в магазин. Соблазнили: дали предрянное пальто, а моё взяли. Прибавил я ещё рублей 10. Также неудачная была моя покупка сапог на Сухарёвке. Лишился старых и пришёл домой в новых без подметок. Простудился и захворал мой брат, на год моложе меня, с которым я был особенно близок с самого детства. Зимы в П.холодные. у брата пропал аппетит, образовались язвы в кишках, и он помер. Всю жизнь я болел, но не помню, чтобы лечился. Уже позже я понял великое будущее медицины. Гигиенические статьи производили глубокое впечатление. Отвращение к орфографии всех стран возникло тоже от чтения. Переселение в Рязань (1878 - 1879 гг., возраст от 21 до 22 лет)Отец стал прихварывать. Смерть его жены, детей, жизненные неудачи много этому способствовали. Отец вышел в отставку с маленькой пенсией, и все мы решили переселиться в Рязань, на родину. Ехали весной на пароходе до самого места. Я еще не был учителем[1878], когда меня притянули к исполнению недавно введенной воинской повинности. Я отрицательно и с негодованием относился к войне, но понимал, что против рожна трудно пойти. Никто не догадался меня проводить в воинское присутствие. Благодаря глухоте получился неизбежный ряд комических сцен.Раздели догола. Кто-то держал рубашку. Заявил о глухоте: “воздух продувается сквозь барабанные перепонки”. Послушал доктор, как шумит в ухе воздух от продувания. Не помню, освободили меня сразу или отложили на год. Помню только, что губернатор остался недоволен приёмной комиссией и захотел всех освобождённых переосвидетельствовать. Он спросил меня, чем занимаюсь. Мой ответ: “Математикой” возбудил ироническое пожимание плеч. Все же мою негодность подтвердил. Помню, около того времени я делал опыты с цыплятами. На центробежной машине увеличивал их вес в 5 раз. Ни малейшего вреда они не получили. Такие же опыты ещё ранее в Вятке я производил и с насекомыми. Подвергал и себя экспериментам: по нескольку дней ничего не ел и не пил. Лишение воды мог выдержать только в течение двух дней. По истечении их я на несколько минут потерял сознание. На следующий год я сдавал экзамен на учителя, так как в Рязани не имел уроков и жил оставшимся запасом денег. В это время я занимал комнату у служащего Палкина. Это был ранее сосланный в Сибирь поляк, теперь освобождённый. На экзамен я боялся опоздать. Спрашиваю сторожа: “Экзаменуют?”. Насмешливый ответ: ”Только Вас дожидаются”.Первый устный экзамен был по Закону Божию. Растерялся и не мог выговорить ни одного слова. Увели и посадили в сторонке на диванчик. Через пять минут очухался и отвечал без запинки. Далее со мной уже этой растерянности не было. Главное – глухота меня стесняла. Совестно было отвечать невпопад и переспрашивать – тоже. Письменный экзамен был в комнате директора в его единоличном присутствии. Через несколько минут я написал сочинение, ввернув доказательства совершенно новые. Подаю директору. Его вопрос: “Это черновая?” “Нет, беловая”, - отвечаю. Хорошо, что попался мыслящий молодой экзаменатор. Он понял меня и поставил хороший балл, не сделав ни одного замечания. Отметок их я не видел. Знаю только, что меньше 4 получать на экзамене было нельзя. Так сошли и другие экзамены. Отец был очень доволен. Решили помочь мне в снаряжении в предполагаемое место. На экзамене я был в заплатанной серой блузе. Пальто и прочее – все это было в жалком состоянии, а денег почти не оставалось. Однако, несмотря на прощение, назначен был на место учителя спустя месяца четыре.Этот промежуток ожидания я проводил в деревне у помещика М. Занимался с его малыми детьми. Учил их грамоте. Педагогия была для меня забавой. Главным же образом я погружался в законы отношения тел разной формы и изучал разного рода движения, которые вызывали относительную тяжесть. Лет через 30 я послал остатки этих впечатлений и чертежей известному Перельману, как исторический документ. Он недавно упоминал о нём в своей книге обо мне (1932 г).Какой-то инстинкт отталкивал меня от женщин, хотя я был очень слаб к ним. Может быть, это было результатом крайне страстного увлечения идеями… В Боровске учителем(1880 - 1892 гг., 23-35 лет)Наконец, после Рождества (1880 г.) я получил известие о назначении меня на должность учителя арифметики и геометрии в Боровское уездное училище. Надел свои наушники, полушубок, пальто, валенки и отправился в путь. В городе Боровске остановился в номерах. Потом стал искать квартиру. Город был раскольнический. Пускали неохотно щепотников и табашников, хотя я не был ни тем, ни другим. Дома стояли пустыми, и всё же не пускали. В одном месте нанял огромный пустой бельэтаж. Взял в нём одну комнату и в первую же ночь страшно угорел. Бельэтаж отдали под свадьбу, меня же переселили в темную каморку, что мне не понравилось. Стал искать другую квартиру. По указанию жителей попал к вдовцу с дочерью, жившему вблизи реки. Дали две комнаты и стол из супа и каши. Был доволен и долго жил там. Часто беседовали за чаем, обедом или ужином с его дочерью. Поражен был её знанием евангелия. Пора было жениться, и я женился на ней без любви, надеясь, что такая жена не будет мною вертеть, будет работать и не помешает мне делать то же. Эта надежда вполне оправдалась. Хорошо ли это было: брачная жизнь без любви? Довольно ли в браке одного уважения? Кто отдал себя высшим целям, для этого это хорошо. Но он жертвует своим счастьем и счастьем семьи. Последнего я тогда не понимал. Но потом это обнаружилось. От таких браков дети не бывают здоровы, удачны и радостны, и я всю жизнь сокрушался о трагической судьбе детей. Помимо этого, брак без страсти – не устойчив. Жена его удовлетворяется детьми и кое-как сохраняет равновесие. Муж не может же так поглотиться семьей. Неудовлетворённое сердце вечно тянет в сторону. Жалость к детям и к невинной жене все же некоторых удерживает от губительного для них разрыва. То же было и со мной. Имейте это в виду, молодые люди! Академический брак едва ли сделает вас великими, а несчастными сделает, наверное. Венчаться мы ходили за четыре версты, пешком, не наряжались, в церковь никого не пускали. Вернулись – и никто о нашем браке не знал. Я очень увлекался натуральной философией, доказывал товарищам, что Христос был только добрый и умный человек. Донесли об этом в Калугу директору. Директор вызывает к себе для объяснений. Я должен был обещать не повторять моих “ошибок” и только благодаря этому остался на месте… чтобы работать. Итак, я возвратился целым к своим физическим забавам и к серьёзным математическим работам. У меня сверкали электрические молнии, гремели громы, звонили колокольчики, плясали бумажные куколки, пробивались молнией дыры, загорались огни, вертелись колёса, блестела иллюминация и светились вензеля…Я предлагал желающим попробовать ложкой невидимого варенья. Соблазнившиеся угощением получали электрический удар. Любовались и дивились на электрического осьминога, который хватал всякого своими ногами за нос или за пальцы. Волосы становились дыбом, и выскакивали искры из всякой части тела. Кошка и насекомые так же не избежали моих экспериментов. В то же время я разработал совершенно самостоятельно теорию газов. У меня был университетский курс физики Петрушевского, но там были только намёки на кинетическую теорию газов, и вся она рекомендовалась как сомнительная гипотеза. Ломал голову над источниками солнечной энергии, о радиоактивности элементов тогда не было ни слуху, ни духу. Река была близко, но на плоскодонке плавать было противно, а иных лодок у нас не было.Придумал особую, быстроходную. Катался на ней с женой, которая сидела у руля и правила. С помощью своей лодки забрасывал верши и ловил так рыбу. Увлёкся этим и ранней весной схватил тиф. Зимой с знакомыми катался по реке на коньках. Был такой случай. Вода только что замерзла, и лёд был тонкий. Поехали на коньках втроём. Лёд подо мной затрещал, показалась вода. Я скорей повалился и лежа полз назад. Так спасся. Что это – отважность или безумие? Я думаю, и то, и другое. Приятели ускакали в деревню за помощью, но я выкарабкался самостоятельно. Сколько раз в бурю (с зонтом) я мчался по льду силою ветра. Это было восхитительно.Педагогический персонал был далеко не идеальный. Жалование было маленькое, город прижимистый. Одевались мы просто, в сущности, очень бедно, но в заплакал никогда не ходили и не голодали. Сам я всегда отказывался от уроков со своими учениками, а другие редко попадались. Возвращаюсь назад. По приезде в Боровск мне нужно было побывать у смотрителя моего училища. Он мне очень понравился, а семья его в особенности. Смотритель через несколько месяцев внезапно помер, а мои связи с семьей остались и даже укрепились. Семья состояла из двух молодых девушек и трех молодых людей. Один был уже учителем в приходской школе. Это была чудесная семья. По субботам у меня было мало уроков, и я рано, прямо из училища, заходил к Толмачёвым. Несмотря на глухоту, мне нравилось учительство. Большую часть времени мы отдавали решению задач. Это лучше возбуждало мозги и самодеятельность [учащихся] и не так для детей было скучно. Через семью Толмачёвых я познакомился с другим домом. Тут я давал урок молодой девице. В этой семье я встретил одну очень молодую замужнюю женщину, в которую после отъезда Толмачёвых я влюбился без ума. Ее семья мне заменяла мне семью Толмачёвых. Разумеется, она никогда не узнала о моих чувствах. Я только раз её поцеловал под предлогом христосования. - Можно с вами похристосоваться?- Можно…Я едва коснулся её губ.- Что ж вы не сказали: “воистину воскресе”? – заметил муж.32-33 лет я увлёкся опытами по сопротивлению воздуха. Потом занялся вычислением и нашёл, что закон Ньютона о направлении ветра на наклонную пластину не верен. Пришел и к другим, менее известным тогда выводам. Помню, на рождественские праздники сидел непрерывно за этой работой недели две. Наконец, страшно закружилась голова, и я скорей побежал кататься на коньках. С самого приезда в Боровск я занимался усердно теорией дирижабля. Работал и на каникулах. Праздников у меня не было. Как и теперь – пока здоров и не оставили силы – я работаю. В Боровске я жил на окраине, и меня постигло наводнение. В другой раз более серьезно претерпели от пожара. Если я не читал и не писал, то ходил. Всегда был на ногах. Когда же не был занят, особенно во время прогулок, всегда пел. И пел не песни, а, как птица, без слов. Слова бы дали понятие о моих мыслях, а я этого не хотел. Пел и утром, и ночью. Это было отдыхом для ума. Мотивы зависели от настроения. Помнится, певческое настроение у меня появилось с 19 лет. Однажды увидел я у соседей маленького ястреба – японскую игрушку, сделанную из камыша и папиросной бумаги. Она была испорчена и не летала. С помощью пантографа увеличил все её размеры в несколько раз, так что размах крыльев был около аршина. Мой раскрашенный чернилами ястреб прекрасно летал. Можно было даже прикреплять к нему небольшие грузы. Нитка не была видна, и игрушку часто принимали за живую птицу. Особенно была велика иллюзия, когда я подергивал за нитку. Тогда её крылья колебались, и было очень похоже на летящую птицу. В Калуге (1892 - 1934 гг., 35-77 лет)… Кстати, о наших детях. Все они учились в средних школах. Все три дочери кончили гимназию. Старшая была на высших курсах. Мальчики учились особенно хорошо, кроме больного от рождения Вани. Он же прошёл бухгалтерские курсы. Один сын умер студентом, другой не вынес столичной нужды, сдал экзамен, как я [экстерном], и был учителем высшего начального училища. Но вскоре тоже помер. Теперь оставалось только две дочери, которые и живут при мне, в одном доме. Шесть внучат при мне, седьмой в Москве при отце, но он тоже почти всё время жил у меня, а сейчас приезжает летом. Не знаю, может быть, я и невинен, так как взаимности могло и не быть, но примером служить в брачном отношении не могу. Если бы я не был глух, знал жизнь и не был бы поглощен высшими целями, то, возможно, исправил бы свою ошибку своевременно и без особенного горя для семьи, но условия жизни не дали бы мне этого выхода. Однако, возможно, что судьба и не ошиблась и что случилось, то было нужно. В 1897 году мне дали уроки математики в казенном реальном училище. Там были недовольны тем, что у меня не вышло ни одной годовой двойки. Кроме того, приехал новый директор и отобрал все уроки для себя. В это время я сильно утомлялся. Из своего училища шёл в реальное, оттуда – в третье училище точить свои болванки для моделей! Другому бы ничего, но я со своим слабым здоровьем не вынес – заболел воспалением брюшины. Я думал, что помру. Тут я первый раз узнал что такое обморок. Во время приступа ужасных болей потерял сознание. Жена испугалась и стала звать на помощь, а я очнулся и, как ни в чём не бывало, спрашиваю: ”Что ты кричишь?”. Тогда она мне всё объяснила, и я узнал, что пробыл некоторое время в “небытии”. Результаты перитонита сказались не сразу… После него я постоянно чувствовал боль в пищеварительной области, но грыжа появилась позднее, под влиянием ещё и физического труда: паховая, примерно, в 1906г, а пупочная ещё лет через 20. Носил бандажи. В 1898 году мне предложили уроки физики в местном женском епархиальном училище. Я согласился, а ещё через год ушёл совсем из уездного училища. Уроков сначала было мало, но потом я получил ещё уроки по математике. Приходилось заниматься почти со взрослыми девушками, а это было гораздо легче, тем более, что девочки раньше зреют, чем мальчики. Здесь не преследовали за мои хорошие отметки и не требовали двоек.Однажды одной слабой девицы, по ошибке, я поставил пять, но не стал её огорчать и не зачёркивал балл. Спрашиваю урок в другой раз. Отвечает на пять. Заметил, что дурные баллы уменьшают силу учащихся и вредны во всех отношениях. В этом училище мне, калеке, было очень хорошо, так как во время урока был особый надзор. Велосипед был для моего здоровья чрезвычайно полезен: улучшил лёгкие и развил мускулы ног, в особенности икряные. Я стал меньше задыхаться при восхождении на гору, но ослабился интерес к конькам и водному спорту.Между тем я продолжал педагогическую деятельность в женском училище. Благодаря общественному надзору, оно было самым гуманным и очень многочисленным. Училище как раз подходило к моему калечеству, ибо надзор был превосходный. Сам по глухоте я не мог следить за порядком. Больше объяснял, чем спрашивал, а спрашивал стоя. Девица становилась рядом со мной у левого уха. Голоса молодые, звонкие и я добросовестно мог выслушивать и оценивать знание.Преподавал я всегда стоя. Делал попытку ставить балл по согласию с отвечающим, но это мне ввести не удалось. Спрашиваешь: «Сколько вам поставить?» Самолюбие и стыдливость мешали ей прибавить себе балл, а хотелось бы. Поэтому ответ был такой: «Ставьте, сколько заслуживаю». Сказывалась полная надежда на снисходительность учителя. В каждом классе было две, три хорошеньких. Но на меня никогда не жаловались и не говорили: «Он ставит балл за красоту, а не за знание!» Глядеть на девиц было некогда, да и стыдно было бы оказать малейшее предпочтение. После революции Константин Эдуардович вышел на пенсию, но продолжал свою научную деятельность до самой смерти в 1935 году. Похоронен в бывшем загородном саду (сейчас парк им. К.Э.Циолковского). Калужане помнят великого учёного. В доме, где он жил открыт дом-музей. В здании бывшего епархиального училища (сейчас гимназия №9) много лет работает школьный музей, в котором хранятся личные вещи учёного. Кроме того, в городе есть улица, музей и университет, носящие его имя, и несколько памятников.4.Интерактивная беседаВикторинаГде и когда родился К.Э. Циолковский?Каким недугом страдал учёный?Как это отразилось на его обучении?Какую профессию получил К.Э. Циолковский?Как складывались бытовые условия семьи Циолковского?«Возможно, над Окой в часы заката,А может быть, когда алел восток,Он спрыгивал с сиденья самокатаИ делал запись нужную в листок.Возможно, через стёклышко террасыС рубанком у простого верстакаОн высмотрел космические трассы,Ведущие туда, за облака»Назовите необычные увлечения Константина Эдуардовича.Назовите работы этого учёного.В чём мировая заслуга К.Э. Циолковского?Почему Калугу называют «колыбелью космонавтики»? Сколько лет в этом году исполнилось бы со дня рождения великого учёного?«Всем хорошим во мне я обязан книгам!» - сказал однажды М.Горький, Циолковский мог обеими руками подписаться под этими словами. Почему? Где похоронен великий учёный?Конкурс «Калуга помнит Циолковского»Перечислите объекты в городе Калуге, которые носят имя К.Э. Циолковского? (КГУ, мемориальный дом-музей, парк, железнодорожная больница, гимназия №9, улица, Государственный музей истории космонавтики, музей в гимназии №9).Назовите памятники Константину Эдуардовичу Циолковскому. (на одной из стел монумента 600-летия Калуги, памятники К.Э. Циолковскому в сквере Мира, на ул.Театральная, пересечение ул. Циолковского и Королева).Конкурс «Циолковский учитель.»41 год К.Э. Циолковский работал учителем в различных образовательных учреждениях. Он любил детей, они любили его. Больше всего он хотел, чтобы они думали и обосновывали свои решения. Поэтому на своих уроках он использовал интересные задания, заставляющие учеников мыслить. Одно из его заданий мы предлагаем вам.Задание.В 1783 году во Франции братья Монгольфье построили первый воздушный шар.В полёт были отправлены трое животных. Полёт прошёл успешно. Животные благополучно вернулись на Землю. У вас на столах лежит список названий пяти животных. Посовещавшись, вы напишите, кого бы вы отправили в полёт, а затем устно обоснуете, почему именно их.А) петух, кошка, баран, утка, свинья.Б) собака, баран, петух, гусь, утка.В) индюк, утка, коза, петух, баран. (баран, утка, петух)Конкурс «Расшифруй слово».О М С К С О (Космос)Т К А Р Е А (Ракета)Т А Н А Л Е П (Планета)5.Подведение итогов мероприятия. Определение победителей интерактивной беседы. ЛИТЕРАТУРА. Морозова Г.М. Прогулки по старой Калуге – Калуга, «Золотая аллея»,1993.Циолковский К.Э. Черты моей жизни- Калуга, «Золотая аллея»,2002.Звёздный путь учёного.- Калуга: Институт повышения квалификации работников образования, 2007.